Вместо тряски началось мотание из стороны в сторону. Вот-вот сани опрокинуться вверх лыжами. Лед на речке ровный. Вправо, влево, вправо... Иван Иванович боялся сорвать голос. Тогда водитель не расслышит — и каюк.
Сани остановились. Что-то теплое влажное коснулось щетины Ивана Ивановича возле уха и голосок:
— Спасибо! Счастливо, Иван Иванович!
Из распахнутой дверцы обдало стужей, запахом свежего снега. Темные, согнувшиеся под тяжестью ноши фигурки, опираясь, лыжами, как шестами, взобрались на берег и исчезли в кустах. Иван Петрович крикнул:
— Порядок! Жми до омута и поворот обратно.
Продолжая показывать дорогу водителю, Иван Иванович раздраженно думал: «Тоже мужики! Навьючили девчонку, что ишака. Могли бы взять ее мешок на себя. Грыжу бы не нажили»...
На омуте плавно развернулись и понеслись обратно. Какие лещи клевали здесь! Придется ли увидеть эти родные места еще. Иван Петрович ткнул в плечо и показал на вспышки и трассы снарядов.
— У них тут что-то важное. Ишь как охраняют!— И подсвечивая фонариком, что-то пометил на карте.
Когда сани снова неслись по глади залива, он тоже что-то подсвечивал..., но вдруг запахло махоркой, и Иван Петрович протянул горящую толстую цигарку. Такую же он подал водителю, прокричав:
— Кури ребята! Наши патрули сегодня на лед не выйдут еще полчаса. Так надо. Финские сюда не ходят, а немцы боятся.
Всего прошло два с небольшим часа. Только что побывал в родных местах. Словно во сне увидел и проснулся. Иван Иванович сел на стул и почувствовал, насколько он устал.
Капитан порта спал на диване, накрывшись с головой кожанным меховым пальто. Посидев без движения с закрытыми глазами, перед которыми неслись, крутились белые, желтые пятна и полосы, Иван Иванович осторожно, чтоб не шуметь, подкинул угля в печку. Поискал бумажку, чтобы оставить записку. Но в это время капитан порта поднял голову и спросил:
— Уже? Так быстро?
— Да тут недалеко было. У Стрель-ны,— небрежно ответил Иван Иванович.
— Фу-ты, тогда бы другого послал. А ведь требовали знающего все южное побережье залива,— проворчал он.
Иван Иванович с гйречью подумал: «Вот времена настали; своему другу, начальнику, правды открыть нельзя».
