Точен, как всегда

Капитан порта мельком взглянул на часы и заметил:

— Точен, как всегда, Иван Иванович.

Иван Иванович кашлял долго и натужно, потом сказал:

— В молодые годы ни разу на свидания не опаздывал, а теперь в мои лета по делу, и не вовремя. — Опять закашлллся.

Капитан порта коснулся стоящего па печке закопченного чайника и отдернул руку:

— Сейчас согревающим угощу.

Взяв в обе руки алюминиевую кружку, Иван Иванович сделал несколько глотков и прогудел:

— Н-да, а когда-то лоцману капитан иностранного судна лучшего французского коньяку подносил, а наши — чарочку.

— Ты, наверно, и смирновскую водку помнишь?

— И ее помню.

— А места, где вырос?

Иван Иванович замер с кружкой у рта. Покосился на капитана порта. Потом, как бы спохватившись, сделал несколько глотков, опять подумал, сказал в кружку:

— Эвон что. Так ведь v нас, почитай, половина капитанов и чуть ли не все лоцманы из тех мест: Си-ста-Палкино, Керново, Устье, с Луж-ской губы...

— А сам-то хорошо помнишь?

— Родные места не забываются.

Иван Иванович сел на стул и стал задумчиво допивать чай, сердито шевеля мохнатыми бровями. Допив, поставил кружку на стол и вздохнул:

— Знаю, отказываться нельзя, грешно, но уж больно нудно мне старому лоцману ползать на брюхе. — Иван Иванович усмехнулся, посмотрел на свой живот. — Помню, когда вел разведчиков к Гогланду, обрядили меня в белый саван и говорят: «Ползи, папаша. Дальше во весь рост нельзя». Они-то молодые привычные, ползут по снегу лихо, как угри по росистой траве, торопят: «Шевелись, папаша, до рассвета надо вернуться». Я, конечно, шевелюсь, но должного хода на брюхе развить не могу. Попытался встать, они на меня автоматы: «Ты что, выдать нас хочешь?» Ребята, говорю, мне же определиться надо по ориентирам, ну... по местным предметам. «Лежа — говорят,— определяйся». А много ли лежа увидишь, да еще ночью? Обозлился: это вам в лесу по кочкам и кустикам можно лежа определяться, а здесь море, хоть и замерзшее. А море — это прежде всего расстояния, редкие и далекие ориентиры. Вы — не поляки. Я — не Сусанин, а свой лоцман и ошибаться не могу. Пошептались и говорят: «Ладно, отползи в сторону метров на сто и определяйся». Отполз, встал на колено, потом в рост, осмотрелся и сам удивился: точно ребят веду.

 

Когда вернулись, у меня локти, коленки и ладони были чуть не до костей стерты, до сих пор синие пятна остались.

Читайте также

Капитан порта взглянул на часы

— Иван Иванович,— сказал капитан порта, — сейчас, кроме тебя, посылать некого. Одни повели колонны автомашин и обозы туда, куда ты раньше с разведчиками ползал. А сколько народу на Ладоге, готовятся к новой навигации. А сколько больных...

— Понятно. Куда скажи? И на чем? На брюхе?

— Сам не знаю,— капитан порта взглянул на часы, — скоро придет командир и все объяснит.

Согнувшиеся под тяжестью ноши

Вместо тряски началось мотание из стороны в сторону. Вот-вот сани опрокинуться вверх лыжами. Лед на речке ровный. Вправо, влево, вправо... Иван Иванович боялся сорвать голос. Тогда водитель не расслышит — и каюк.

Сани остановились. Что-то теплое влажное коснулось щетины Ивана Ивановича возле уха и голосок:

— Спасибо! Счастливо, Иван Иванович!

У северного берега Канонерского острова

— Хватит. С непривычки много нельзя, я лучше, когда вернусь.— Обжигаясь душистым чаем, морщась от его сладости, а он действительно не любил сладкий чай, Иван Иванович спросил:

— Далеко-ль пойдем? И опять на брюхе?

— Пойдем далеко. Не на брюхе, а более комфортабельно. Все объясню на месте.

— Я готов.

А место высадки указано

— Минутку,— попросил Иван Иванович и тронул водителя за локоть,— парень, речка видишь, как вьется? Я командовать привык по-иному, чем у вас. Буду только говорить: «Поворот через столько-то метров на столько-то градусов. А ты уж сам крути свой штурвал».

Когда водитель вышел из машины, Иван Иванович стукнул ногтем по борту и фыркнул: